Глава 6 - Для чего хорош фиат?

У экономиста, который видел, какой хаос и разрушение принесли миру фиатные деньги, может возникнуть соблазн сосредоточиться исключительно на многочисленных недостатках и предсказуемых проблемах фиатной системы. Но при написании этой книги я решил подольше подумать о технологических преимуществах, которые дает фиат. Я признаю, что оценил технологический прогресс, который обеспечил использование фиатных денег. Вместо гнусного заговора, направленного на обнищание большинства ради выгоды немногих, существовало неоспоримое экономическое и технологическое обоснование фиатных денег, учитывая технологические возможности мира в начале двадцатого века.

Аналитическим объективом “Краткой истории денег” была продаваемость во времени, которую можно понимать как степень, в которой деньги сохраняют свою ценность с течением времени. Основываясь на работе Антала Фекете, я утверждал, что соотношение запаса к потоку дает нам хороший показатель продаваемости во времени, поскольку показывает, насколько может быть увеличено предложение, чтобы соответствовать растущему спросу. Исторические примеры примитивных денег и национальных валют демонстрируют, как денежные товары с более высоким коэффициентом соотношения запаса к потоку вытесняют денежные товары с более низким коэффициентом этого соотношения.

Однако одной лишь концепции продаваемости во времени недостаточно, чтобы объяснить, почему мир перешел от золотого стандарта к государственным деньгам со значительно более низким коэффициентом соотношения запаса и потока. “Фиатный стандарт” использует аналитическую линзу продаваемости в пространстве, чтобы объяснить технологические и экономические движущие силы, стоящие за этими изменениями. Превосходная продаваемость фиата в пространстве дала ему экономический и технологический импульс, чтобы заполонить всю планету в двадцатом веке. Есть еще две уникальные возможности, предоставляемые фиатом, и поспособствовавшие его распространению:

– Беспрецедентная способность финансировать государственные расходы, которая подробно обсуждалась в третьей главе этой книги, а также в шестой и седьмой главах “Краткой истории денег”; – Спасение банков, занимающихся дробным резервированием, извлечением выгоды из несовпадения сроков погашения и перезакладыванием, что и освещается в этой главе.

Понимание того, что эта технология по своей природе соответствует целям правительств и банков, может во многом объяснить ее массовое распространение в ХХ веке.

Продаваемость в пространстве #

Деньги – это экономическое решение проблемы совпадения желаний, и изучение этой проблемы позволяет определить желаемые характеристики потенциальных решений. Если Алиса хочет купить что-то у Боба, но Бобу не нужно то, что предлагает Алиса, единственным выходом для них будет косвенный обмен: Алиса обменивает свой товар на тот, который желает Боб, а затем обменивается этим товаром с Бобом. Алиса приобрела товар-посредник исключительно для того, чтобы обменять его на другой товар, а не из-за того, что сама в нем нуждалась. По мере роста разнообразия товаров, производимых экономикой, непрямой обмен становится неизбежным решением проблемы совпадения желаний. Некоторые товары неизбежно будут играть эту роль лучше других. Чем больше товар подходит для выполнения функции средства обмена, тем более продаваемым он является.

Карл Менгер определяет продаваемость как степень, в которой товар можно вывести на рынок без существенной потери рыночной цены.¹ Товар, обладающий высокой продаваемостью – это товар со значительной глубиной и ликвидностью рынка, что позволяет его владельцу получить преобладающую рыночную цену, когда бы он ни захотел осуществить продажу. Хорошим примером высокопродаваемого товара сегодня может служить стодолларовая купюра, которая принимается во всем мире торговцами и обменными пунктами чаще, чем любой другой денежный знак. Владельцу стодолларовой купюры, желающему обменять ее на товары и услуги, редко придется продавать ее за что-то другое, чтобы предоставить продавцу, и никогда не придется продавать ее со скидкой. Обычно они быстро находят того, кто принимает этот инструмент за чистую монету. Напротив, товар с низкой продаваемостью – это товар, спрос на который на рынке непостоянен и изменчив, что затрудняет его быструю продажу и заставляет владельца предлагать скидку на него, чтобы иметь возможность продать его. Хороший пример – дом, автомобиль или другие виды потребительских товаров длительного пользования. Продать дом гораздо сложнее, чем стодолларовую купюру: это и просмотры, и значительные расходы на сделку, и ожидание подходящего покупателя, который оценит дом по запрашиваемой продавцом цене. Чтобы быстро продать дом, продавцу, возможно, придется предложить значительную скидку. На рынках капитала самыми продаваемыми инструментами являются американские облигации. Казначейские облигации, общая стоимость которых на момент написания статьи составляет около ² триллионов долларов. Большинство крупных и институциональных инвесторов используют американские ценные бумаги. Государственные облигации используются в качестве хранилища стоимости и резервного актива казначейства, поскольку их легко ликвидировать в больших количествах, не вызывая сильных движений на рынке.

Центральное место в анализе продаваемости Менгер отводил показателю спрэда между ценами спроса и предложения на активы, где предложение – это максимальная цена, которую готов заплатить покупатель, а спрос – минимальная цена, которую готов принять продавец. Поступление на рынок большого количества товара приведет к увеличению спрэда между ценами спроса и предложения, поскольку при увеличении количества товара его предельная полезность снижается, и потенциальные покупатели начинают предлагать более низкие цены. Чем больше предельная полезность товара снижается с ростом его количества, тем меньше он подходит на роль денег. Чем меньше падение предельной полезности товара, тем меньше расширяется спрэд между спросом и предложением по мере поступления на рынок больших объемов товара, тем более продаваемым является товар и тем больше он подходит для использования в качестве денег. Мы также можем понять этот процесс с точки зрения торговцев, которые покупают товары, чтобы потом их продать. Для них увеличение запасов товара снижает вероятность продажи каждого маржинального товара и повышает риск того, что снижение цен ударит по продавцу. Таким образом, они будут делать ставки на более низких уровнях при увеличении количества товара. Чем быстрее растет спред между ценой спроса и предложения, тем менее продаваемым становится товар. Товары, спрэд которых растет медленно, являются более ходовыми, и эти товары с большей вероятностью будут припрятаны теми, кто хочет транспортировать богатство сквозь пространство или время.

Мы можем считать, что продаваемость следует оценивать в трех осях: время, пространство и масштаб. Продаваемость во времени измеряет способность товара сохранять свою рыночную стоимость в будущем. Как уже говорилось в “Краткой истории денег”, появление золота в качестве мировых денег не было случайностью, а стало результатом того, что золото имеет самое высокое соотношение запаса к потоку среди всех металлов. Это означает, что предложение золота наименее эластично в ответ на изменения спроса и цен. Когда все больше участников рынка обратятся к золоту в качестве хранилища ценности, у золотодобытчиков не будет возможности быстро увеличить существующие запасы на рынке. Это связано с тем, что годовой объем добычи всегда составляет ничтожную долю от мировых запасов, независимо от того, какие новые технологии используют старатели в погоне за бóльшим количеством золота. Золотые запасы накапливались на протяжении многих тысяч лет благодаря физической устойчивости золота к подделке. Из-за постоянного использования и разрушения мировых запасов других металлов, они могут быть восполнены за несколько лет производства. Если денежный спрос приведет к росту цен на эти металлы, добытчики могут увеличить производство, тем самым значительно увеличив существующие запасы. Золото – единственный древний металл, обладающий ограниченным предложением, а все остальные неразрушимые редкие металлы, включая платину, палладий и титан, были открыты лишь в последние несколько столетий. Это означает, что люди накопили гораздо меньшие запасы этих металлов по сравнению с золотом. Такое расхождение в исторических запасах означает, что у незолотых металлов гораздо более низкое соотношение запаса и потока. Серебро, драгоценный металл со вторым по величине отношением запаса к потоку, сохранило историческую монетарную роль, особенно для сделок с меньшими суммами, для которых золото не подходило, что позволило решить проблему ограниченной продаваемости золота в разных масштабах.

Продаваемость в пространстве можно измерить как снижение рыночной цены, испытываемое продавцом в силу расстояния между ним и покупателем. Недвижимость вообще невозможно продать в пространстве, поскольку перемещение здания приведет к его разрушению. Любой крупногабаритный товар будет иметь низкую продаваемость на рынке из-за больших затрат на его транспортировку, что приведет к потере дохода для продавца. Продаваемость в пространстве помогает осознать причину успеха монетарных металлов и денежное превосходство золота над другими металлами.

Металлы имеют относительно бóльшую стоимость на единицу веса и объема, чем скот или зерновые культуры. Бóльшую ценность можно было отчеканить в относительно небольшом весе однородного металла, чтобы. Это привело к стандартизации чеканки монет и росте их узнаваемости для бóльшего числа людей в широких географических регионах. Люди, использовавшие унифицированные, удобные для транспортировки монеты, знали, что их чистоту относительно легко проверить, что обеспечивало более широкое географическое распространение и превосходную продаваемость в пространстве. Ауреус Римской империи стал первыми мировыми деньгами благодаря узнаваемому оттиску, стандартной чистоте и весу.

Высокая стоимость золота в пересчете на вес делала перемещение ценности с его помощью дешевле, чем с помощью серебра. В XIX веке золото стоило в пятнадцать раз дороже серебра, что повышало стоимость хранения и транспортировки серебра. Сегодня это соотношение составляет около семидесяти к одному в пользу золота. Таким образом, для оплаты золотом потребуется перевезти гораздо более легкий груз, чем в случае с серебром, медью или железом, а значит, и стоимость оплаты будет ниже. Химическая стабильность и неразрушимость золота означали, что его перемещение было относительно безопасным. Бóльшая стоимость, сконцентрированная в меньшем весе, очевидно, привела к тому, что транспортировка валюты подешевела. В результате покупатель может рассчитывать на меньшую потерю стоимости при перемещении валюты на большие расстояния для совершения сделок. Такая продаваемость в пространстве была залогом превосходства золота над другими драгоценными металлами. Однако продаваемость золотой монеты все же снижается с расстоянием, поскольку стоимость ее транспортировки возрастает. Физическое расстояние всегда приводит к снижению продаваемости в пространстве. В конце девятнадцатого века пароход, автомобиль и железная дорога позволили добираться до самых отдаленных уголков мира, а вскоре к ним присоединился и самолет. Поскольку транспортные расходы значительно снизились, возможности для взаимовыгодной торговли расширились повсеместно. Для подавляющего большинства стран мира это означало бóльшую интеграцию и более разнообразную торговлю на мировых рынках. Хотя золото по-прежнему продавалось в пространстве лучше всех металлов, оно все еще не было достаточно быстрым, чтобы обеспечить наличные расчеты по отдельным торговым сделкам между городами и через национальные границы. Естественно, банки будут обходить эту проблему, прибегая к системе клиринга и расчетов между собой, чтобы избавить своих клиентов от транзакционных издержек, связанных с транспортировкой физического золота для каждой сделки. Когда Алиса совершает платеж со своего счета в банке A в пользу Боба в банке Б, банки не пытаются перевести эквивалентную сумму золота. Вместо этого банк А списывает сумму со счета Алисы в своей бухгалтерской книге и отправляет клиринг в банк Б, подтверждая, что у Алисы есть деньги для совершения платежа. Затем банк Б зачисляет эту сумму на счет Боба. До финального расчета между банками могут пройти сотни или тысячи подобных операций.

По мере расширения разделения труда и международной торговли экономия на банковских золотых расчетах играла все более убедительную роль. Банковское дело стало более централизованным, потому что централизация обеспечивала лучшую экономию средств. Национальные центральные банки возникли для расчетов при торговле с иностранными государствами, что позволило проводить периодические и регулярные международные расчеты между центральными банками для снижения стоимости перевода, в отличие от запретительно дорогостоящего международного перемещения физического золота.

Чтобы перемещать золото так же быстро, как современный транспорт перемещает товары, его все чаще хранили в сейфах, а финансовые учреждения и частные лица торговали правами на это золото, хранящееся в банках. Со временем участники рынка отказались от окончательного принятия золота на физическое хранение после платежа, и деньги все больше становились обязательствами финансовых институтов, что позволяло перемещать их в случае необходимости. Чем эффективнее система, тем меньше золота требуется для ее перемещения, что означает значительное снижение транспортных расходов. Однако экономия, достигнутая за счет централизации, привела к формированию менее безопасной и менее проверяемой финансовой системы.

Хотя банки могли выполнять свои обещания погасить любое из своих обязательств золотом, они могли выпустить больше обязательств, чем имели золота, благодаря ограниченной реализуемости золота в пространстве. Несколько факторов способствовали появлению этой ранней системы дробного резервирования. Во-первых, у клиентов банков не было простого и удобного способа погасить свои обязательства и при этом использовать золото для расчетов по своим все более глобальным сделкам. При наличии только одного банка-монополиста в городе или одного центрального банка в стране ваша золотая монета имела очень низкую реализуемость в пространстве, пока она находилась в вашем физическом владении. Другими словами, если Боб или Алиса захотят участвовать в международной торговле, они смогут сделать это, только доверившись централизованному банку.

Денежным средством золотого стандарта было не только золото, лежащее в его основе, но и платежно-расчетные рельсы, которые обеспечивали его достаточную продаваемость в пространстве для перемещения по всему миру. Золото в банке фактически обладало премией за продаваемость в пространстве по сравнению с золотом в индивидуальном физическом владении. Вместо того чтобы взимать с физических лиц премию за хранение золота с высокой степенью реализации, банки сохранили золото, выкупаемое по номинальной стоимости, но увеличили объем выпускаемых ими обязательств, обеспеченных этим золотом. Такая схема была нестабильной и саморазрушительной. Чем больше денег поступало в банки, тем выше была премия за хранение золота в банках; чем больше золота в банках, тем больше банки могли раздувать свои обязательства. Такая динамика подпитывала “пузыри” и циклы деловой активности, которые приводили к дефициту ликвидности и финансовым кризисам.

Ограниченная возможность продажи золота в пространстве позволила заменить его государственными фиатными деньгами. Банку Англии не составило труда вырвать золото из рук британцев, поскольку без банковской инфраструктуры и расчетных рельсов физические золотые монеты имели очень низкую продаваемость и не могли предложить своим владельцам окончательный расчет на больших расстояниях. Чтобы добиться большей выгоды от участия в международной торговле, людям пришлось пожертвовать безопасностью, которую обеспечивало физическое хранение золота.

Хотя золото очень хорошо продается во времени, его продаваемость в пространстве очень низка по сравнению с фиатом. Это такой же существенный недостаток, как и низкое отношение запаса к потоку. Если низкое отношение запаса к потоку приводит к потере стоимости при торговле товаром во времени, то высокая стоимость транспортировки приводит к значительной потере стоимости при сделках с товаром в пространстве. Сторонники твердых денег могут высмеивать фиатные деньги за то, что те со временем теряют свою ценность, но они отказываются мириться с реальностью того, что унция золота, отправленная через весь мир, прибудет, потеряв значительную часть своей ценности, из-за оплаты ее перемещения.

В разумном мире, где денежные системы разрабатываются инженерами, продаваемость золота во времени привела бы к тому, что оно стало бы лучше продаваться в пространстве благодаря банковской инфраструктуре. Но в реальном мире централизованных правительств ожидать, что политические деньги наделят твердые деньги высокой продаваемостью в пространстве, – значит принимать желаемое за действительное. Твердые деньги, для обналичивания которых требуются банки, всегда могут быть конфискованы государством или заменены на фиатные деньги. Политические и инженерные реалии означают, что низкая пространственная продаваемость золота и физических денег должна рассматриваться как особенность, а не как ошибка.

Пространственная продаваемость также помогает нам понять, почему доллар США продолжает пользоваться растущим международным спросом, в то время как другие национальные валюты борются за сохранение своей относительной ценности. Доллар имеет самую высокую продаваемость в пространстве среди всех национальных валют, поскольку он является основной валютой для международных расчетов, и рынок доллара США и государственных облигаций доступен почти во всем мире. Другие национальные валюты редко принимаются за пределами своих стран, а бумажные банкноты, не являющиеся долларами, обычно продаются за границей с большой скидкой.

Продаваемость золота в пространстве #

“Краткая история денег” количественно оценивает продаваемость во времени с помощью соотношения запаса и потока. Если говорить о возможности продажи сквозь пространство, то лучшим показателем, который я могу придумать, являются затраты, связанные с клирингом и расчетами за денежный эквивалент золотого слитка хорошей поставки Лондонской ассоциации рынка драгоценных металлов (LBMA) через Атлантику. Выбор золотого слитка LBMA с хорошей поставкой подходит для данного анализ, поскольку он традиционно являлся стандартной расчетной единицей для международной торговли между финансовыми институтами в рамках золотого стандарта. Кроме того, центральные банки, финансовые учреждения и частные лица и сегодня используют слитки LBMA или аналогичные по размеру слитки для расчетов за золото.

Слитки LBMA – это золотой стандарт золотых слитков. Хороший слиток весит около 400 тройских унций, или 12,5 килограмма, и его рыночная стоимость в 2021 году составит около 750 000 долларов. Если бы мир жил по золотому стандарту, международные финансовые расчеты, скорее всего, происходили бы в этой единице. То, что мир не придерживается золотого стандарта, объясняется тем, как дорого на самом деле стоит перемещение этого слитка. Можно указывать на государственные ограничения на свободное перемещение золота как на причину распространения фиата, но это не совсем верно: если бы золото имело высокую продаваемость в пространстве, оно бы не нуждалось в государствах для обеспечения его монетарной роли.

Мы можем получить представление о затратах, связанных с перемещением золота через Атлантику в период зарождения фиата, изучив перевод золота из Банка Англии в США и Канаду, о чем мы рассказывали во второй главе. В 1919 году, когда закончилась война и Банк Англии захотел вывезти часть своего золота из Канады, Осборн сообщает, что нанял компанию Dominion Express Company из Сент-Джонса, Канада, для перевозки золота в Ливерпуль, Англия, по цене $2 за $1000. Поэтому мы можем подсчитать, что в последние дни существования золотого стандарта перевозка золота через Атлантику обходилась примерно в 0,2% от стоимости сделки.28 Но зачастую процесс был более сложным. Одна из многочисленных партий золота, отправленных из Великобритании в США в 1917 году, – 3211 золотой слиток общим весом около сорока тонн, или 1 285 000 унций, – была отправлена на борту судна SS Laurentic из Биркенхеда, близ Ливерпуля, в Квебек, Канада.³ Золото, которое Банк Англии погрузил на Laurentic, стоило в то время около 5 миллионов фунтов, но в современном фиатном выражении оно будет стоить около $2,4 миллиарда. Корабль Laurentic с несметными сокровищами исчез на дне океана после того, как налетел на немецкие мины у северного побережья Ирландии.

Адмиралтейство приказало капитану Гайбону Даманту возглавить команду водолазов для спасения золота. После семи лет погружений команде Даманта удалось спасти 3 186 из 3 211 слитков, и только 25 слитков пропали. Еще три слитка должны были быть извлечены в 1930-х годах, но 22 слитка остаются неучтенными более века после их затопления. Общая стоимость спасательной операции Даманта составила 128 000 фунтов стерлингов – около 2-3 % от общей стоимости золота на борту. Эта спасательная операция остается самым крупным извлечением затонувшего золота по весу в истории.⁴

Столетие спустя Германия решила репатриировать свои золотые запасы из Нью-Йорка и Парижа. В ходе этой сделки было продано около 54 000 золотых слитков весом 12,5 килограмма каждый, стоимость которых на тот момент составляла около 27 миллиардов долларов. На это ушло четыре года (2013-2017 гг.) и 9,1 млн долларов США, включая аудит и проверку подлинности слитков путем их переплавки и повторной обработки.⁵ Стоимость сделки составила около 0,03% от общей стоимости. Как и стоимость доставки из Парижа и Нью-Йорка, эта оценка, скорее всего, ниже цены за трансатлантическое путешествие из Нью-Йорка, которая, по нашим оценкам, составляет около 0,05-0,1% от стоимости золота.

Стоимость доставки отдельного золотого слитка через Атлантику составляет около 3 000 долларов, согласно данным, полученным мной от швейцарского торговца золотом в Цюрихе. Поскольку цена слитка золота с хорошей доставкой в настоящее время составляет около 750 000 долларов, при транспортировке через Атлантику слиток потеряет около 0,5 % своей экономической стоимости. Перевод займет от двух до трех дней и не включает проверку золота.

Эти три точки данных за столетие дают нам приблизительный диапазон стоимости перевозки значительного количества золота через Атлантику – от 0,05% до 0,5% от стоимости золота. Помимо затрат, перевозка физического золота сопряжена с серьезным риском потери и требует использования критически важной надежной физической инфраструктуры, такой как аэропорты, морские порты и поезда, которые контролируются правительствами. Невозможность перевозить золото через международные границы в сколько-нибудь значительных количествах без разрешения государственных органов делала его все более дорогим для экономических операций на большие расстояния, особенно по сравнению с расчетными сетями банков. Поскольку только центральные банки могли заключать сделки на больших расстояниях и через международные границы, чего не могло сделать золото, роль денег стали играть фиатные и политические указы этих финансовых институтов. Правительства и их центральные банки получили беспрецедентные полномочия по формированию общества как прямое следствие централизованной системы международной транспортировки золота.

Продаваемость фиата в пространстве #

Фиатные сделки не требуют большого количества физических поставок, поскольку они в основном состоят из кредитных обязательств, то есть несущественных записей в балансовых отчетах. Перемещается лишь небольшая доля фиатных денег – физически напечатанные банкноты – но это все более незначительная часть общей денежной массы. В большинстве случаев расчеты с фиатными деньгами включают в себя дебетование и кредитование записей в бухгалтерских книгах в разных местах.

Когда человек хочет сделать международный электронный перевод через фиатную сеть, банковский счет отправителя выдает платежное поручение сети SWIFT – кооперативному обществу, расположенному в Бельгии и принадлежащему входящим в него финансовым учреждениям по всему миру. SWIFT – это платформа для обмена сообщениями, а не для перевода средств. Он отправляет платежные сообщения банкам-получателям, но не пересылает реальные деньги.

Комиссия за перевод средств через Атлантику обычно составляет от десяти до пятидесяти долларов, а на получение платежа у получателя уходит от двух до пяти рабочих дней. Однако финальный расчет между двумя банками может занять гораздо больше времени, так как окончательный результат зависит от различных банковских отношений. Если оба банка имеют друг с другом корреспондентский счет, они могут осуществлять пакетные расчеты в конце дня, недели или месяца. Но если им придется прибегнуть к услугам посредников, то сделка будет последовательно урегулирована между посредниками в соответствии с их периодическим графиком расчетов. Банк-отправитель кредитует счет своего банка-корреспондента, а тот, получив деньги, зачисляет их на счет банка-получателя или следующего по очереди посредника. Эти банки-посредники также взимают определенную комиссию за конвертацию валюты. Увеличение комиссии означает увеличение расходов на электронный перевод, которые будут покрываться как отправителем, так и получателем. Несмотря на то, что отдельный пользователь видит денежный кредит на своем балансе уже через несколько дней, окончательный расчет по транзакции произойдет через несколько дней, недель или месяцев после начала перевода. В фиатных платежах по кредитным картам будет задействовано еще больше посредников, и хотя первоначальные платежи будут проходить за считанные секунды с комиссией около 1-3 % от номинала операции, окончательный расчет может занять месяцы. При рассмотрении фиатной системы важно различать затраты на осуществление платежа и затраты на окончательный расчет. Золотого банкинга больше не существует в каком-либо значимом смысле, поскольку нет банков, держащих счета в золоте или позволяющих осуществлять международные платежи золотом, что делает сравнение золота и фиата неполным. В отличие от поставок золота, фиатные потребительские платежи не являются операциями окончательного расчета. Окончательные расчеты в фиатных валютах не обязательно намного превосходят по скорости доставку физического золота, но они значительно дешевле, поскольку предполагают не более чем передачу электронных данных.

По мере того как платежи по золотому стандарту все больше превращались в кредитные, а не в наличные расчеты, платежные рельсы банков и центральных банков становились все более важной частью денежной инфраструктуры, обеспечивающей возможность осуществления платежей. То, что операторы рельсов будут выступать за уменьшение роли физического золота, в ретроспективе кажется очевидным и неизбежным. При отсутствии дешевых и быстрых расчетов золотом вне банковской системы их мало что могло удержать от этого шага. Таким образом, фаустианская сделка с фиатными деньгами представляется неизбежной, поскольку возможность откладывать деньги на будущее была поставлена под угрозу ради быстрых транзакций через пространство. Технология фиатных денег очень выгодна правительствам и банкам, о чем будет сказано ниже, но именно продаваемость фиатных денег в пространстве позволила им использовать ее в своих целях.

Продаваемость в пространстве – это ключ к пониманию эволюции и выживания фиатной денежной системы и самый важный критерий, по которому можно оценить конкурентную угрозу Биткоина для государственных центральных банков. Способность Биткоина проводить сотни тысяч транзакций по всему миру, независимо от расстояний, делает его гораздо более выгодным для продажи в пространстве, чем золото, а его способность пересекать границы и проводить окончательные расчеты за считанные часы не зависит от указа политических властей.

Прибыльность банка #

Вторым “убийственным приложением” фиатного стандарта является возможность использования дробного резервного банкинга – сомнительной практики хранения депозитов до востребования без наличия соответствующей им ценности в хранилище. Банки фиатной денежной системы выдают кредиты и создают депозиты для клиентов, во много раз превышающие их денежные резервы. Эта система невероятно выгодна для банков, поскольку позволяет им хранить деньги в одном месте и выдавать кредиты в другом – фиатная версия двойной траты биткоин-транзакции. Банк может прекрасно работать по схеме дробного резервирования до тех пор, пока критическая масса его клиентов не начнет требовать свои сбережения. Но даже в этом случае банк знает, что центральное правительство и центральный банк выступят в роли кредиторов последней инстанции и подстрахуют его. Если карточный домик дробного резервирования начнет рушиться, – а это неизбежно произойдет, – банки знают, что правительство просто создаст кредит из воздуха, чтобы выручить их. При золотом стандарте, напротив, банки и их способность генерировать финансовые обязательства держали на относительно жестком поводке. Клиенты банка могли в любой момент потребовать погашения своих банкнот и расчетных счетов физическим золотом, а если у банка не хватало золота, не существовало органа, который мог бы напечатать золото по требованию, чтобы выполнить обязательства банка. Многочисленные бумы и спады при золотом стандарте свидетельствуют о том, что этот механизм не был совершенным, но он был гораздо менее жестким, чем при фиатном.

Конгресс США принял, а президент Вудро Вильсон подписал закон о Федеральной резервной системе в 1913 году в ответ на финансовый кризис 1907 года, когда чрезмерно раздутые банки с дробным резервом столкнулись с кризисом ликвидности. Во время этого кризиса Дж. Морган, ведущий банкир Уолл-стрит, облегчил кризис ликвидности, выступив в роли кредитора последней инстанции для банков, столкнувшихся с неплатежеспособностью. Этот эпизод побудил банки добиваться создания Федерального резервного банка, чтобы облегчить будущие кризисы ликвидности и не ставить экономику в зависимость от спасения ее крупнейшего банкира. Сторонники этого закона приводили две причины для создания центральных банков: защита банковской системы от банкротства или финансовых кризисов и стабилизация стоимости американской валюты. То, что эти две цели прямо противоречат друг другу, – вопиюще очевидный факт, который заметили только экономисты вроде Фридриха Хайека:

Я хотел бы подчеркнуть, что банковские вклады никогда не могли бы занять свое нынешнее преобладающее положение среди различных средств обращения, что остатки на текущих счетах банков никогда не могли бы вырасти в десять и более раз по сравнению с их наличными резервами, если бы какой-нибудь орган, будь то привилегированный центральный банк или несколько или все банки, не был поставлен в положение, чтобы создать в случае необходимости достаточное количество дополнительных банкнот для удовлетворения любого желания населения превратить значительную часть своих остатков в деньги, передаваемые из рук в руки. …Фундаментальная дилемма всей политики центрального банка едва ли когда-либо сталкивалась с реальной проблемой: единственное эффективное средство, с помощью которого центральный банк может контролировать расширение общепринятых средств обращения, – это заранее дать понять, что он не будет предоставлять наличность (в более узком смысле), которая потребуется в результате такого расширения, но в то же время признать первостепенной обязанностью центрального банка предоставление этой наличности, когда расширение банковских вкладов действительно произошло и население начало требовать их конвертации в банкноты или золото. ⁶

Цель защиты стоимости наличных денег неизбежно вступала в противоречие с целью защиты банков от банковского кризиса, и центральные банки почти всегда благоприятствовали финансовой системе в ущерб стоимости валюты. Фиатный стандарт и моральный риск, связанный с наличием кредитора последней инстанции, послужили гигантским благом для мировой банковской индустрии. Закон о Федеральной резервной системе фактически дал банкам лицензию на создание денег из воздуха и защитил их от последствий.

Необходим ли дробный резервный банк для растущей экономики? #

Аргументы в пользу необходимости дробного резервного банкинга в конечном итоге сводятся к тем же аргументам, которые кейнсианцы, апологеты инфляции и монетаристы всех оттенков используют для денежной экспансии в целом: увеличение предложения денег приведет к росту экономического производства. По этой логике, банки, способные выдавать кредиты в объеме, превышающем резервный капитал, могут мобилизовать больше капитала и финансировать больше проектов, что приведет к снижению уровня безработицы и росту благосостояния. И наоборот, если запретить банкам использовать дробное резервирование, нехватка кредитов будет препятствовать экономической активности, сокращать производство и снижать уровень жизни. Дробное резервирование позволяет отделить доступные кредиты от сбережений, что в целом выгодно обществу. По крайней мере, так считают кейнсианцы.

Проблема с этой логикой та же, что и со всеми аргументами инфляционистов: деньги и кредиты сами по себе не являются производственными активами. Они просто представляют собой поступления, которые позволяют их владельцам приобретать производственные активы. Увеличение предложения денег или кредитов не больше увеличит запас производственных активов в экономике, чем увеличение количества напечатанных билетов на футбольный стадион увеличит вместимость самого стадиона. Билет – это всего лишь прокси для места на стадионе, а деньги и кредит – это всего лишь требования к конечным продуктам и капитальным благам, используемым в их производстве. Если футбольная команда захочет увеличить максимальное количество продаваемых билетов, она не сможет сделать это, просто увеличив количество билетов, которые она печатает; вместо этого ей придется увеличить вместимость стадиона, а для этого нужны инженеры, рабочие и тяжелое капитальное оборудование. Печать билетов сверх вместимости стадиона приведет к тому, что зрителей будет больше, чем мест, и возникнет конфликт за эти места, но ни при каких обстоятельствах это не может привести к увеличению количества мест. Не может быть такого понятия, как нехватка денег или нехватка кредитов. Какой бы объем денег ни использовался в экономике, его всегда достаточно для удовлетворения всех потребностей экономики при условии, что сами деньги достаточно делимы. Спрос на деньги всегда выше предложения, потому что люди желают больше вещей, чем производят, и потому что желать гораздо проще, чем производить. В фиатном стандарте кажется, что эти желания можно удовлетворить с помощью большего количества денег, но создание денег для удовлетворения этих желаний ничего не дает для производства объектов желания. Желанное благо можно создать, только направив на его производство ограниченные ресурсы. На свободном рынке люди посвящают свое время производству, чтобы заработать деньги, и по мере увеличения количества товаров и числа экономических производств предложение денег не обязательно должно увеличиваться, но их стоимость, естественно, будет расти.

Дробное резервное банковское дело не создает волшебным образом больше капитала, труда или ресурсов; оно просто доверяет их распределение центральным банкам, а не производительным добросовестным людям, которые их производят и сохраняют. Дробное резервное банковское дело – это форма централизованного планирования, которая приводит к обнищанию общества в целом, но обогащает банки и политически связанных с ними лиц. Без дробного резервного банкинга и фиата, который его защищает, капитал и труд перетекали бы к тому, кто больше заплатит, а это всегда будет предприниматель, который использует капитал и труд наиболее продуктивно. Это будет стимулировать людей к сбережениям, поскольку силы свободного рынка работают над эффективным распределением ресурсов в соответствии с наиболее продуктивными и ценными начинаниями. С созданием банковского кредита в фиатной системе распределение капитала становится все более политическим и централизованно планируемым, а несостоятельные пользователи капитала могут продолжать контролировать его, если им позволят создавать кредиты. Естественный рыночный процесс созидательного разрушения и перераспределения ресурсов тормозится тем сильнее, чем больше кредит проявляется политически, а не генерируется сберегателями.

Может ли дробный резервный банк выжить в условиях свободного рынка? #

Дробное резервное банковское дело не является необходимым условием функционирования экономики, но, тем не менее, такие системы по-прежнему распространены во всем мире. Как объяснить это кажущееся противоречие? В частности, как объяснить, что экономики, использующие эту технологию, процветают, а большинство банков, применяющих ее, не терпят краха? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны изучить роль центральных банков как кредиторов последней инстанции для банков, работающих с дробными резервами.

На свободном рынке банк, занимающийся дробным резервным кредитованием, столкнется с несоответствием своих активов и обязательств. Например, банк может быть должен вкладчику сто долларов, которые тот может получить по первому требованию, и одновременно предоставлять часть этих денег заемщику в виде кредита. Если вкладчик потребует все свои деньги, пока их часть в распоряжении заемщика, у банка возникнут проблемы. Но поскольку у банка есть несколько заемщиков и вкладчиков, возврат денег вкладчику путем выдачи ему денег другого вкладчика позволяет системе оставаться на плаву. По мере роста объемов кредитования (а также доли депозитов, выданных в кредит) положение банка становится все более шатким и уязвимым к банкротству. Хуже того, как только вкладчики и заемщики узнают о растущем объеме необеспеченных кредитов, выданных банком, они начинают беспокоиться о сохранности своих вкладов и, следовательно, с большей вероятностью потребуют их изъятия. Если сумма наличных денег, требуемых вкладчиками, превышает резервы банка, у банка возникает “проблема ликвидности”. Эта проблема отличается от проблемы платежеспособности, поскольку у банка достаточно активов для удовлетворения всех требований вкладчиков, но их нет в кассе.

Существует несколько различных способов решения проблем с ликвидностью. Например, банки могут просто удовлетворять заявки на снятие средств в порядке очереди, пока у них не закончатся деньги. Другой способ – банк перераспределяет проблему между всеми клиентами, снимая процент с баланса каждого вкладчика до тех пор, пока общая сумма резервов банка не сравняется с суммой вновь скорректированных балансов всех вкладчиков. По сути, оба метода переводят банк в режим полного резервирования, что позволяет всем вкладчикам одновременно снять весь свой остаток. Оба варианта подразумевают банкротство банка, поскольку его активы не могут покрыть обязательства перед вкладчиками и кредиторами. Хотя эти варианты могут быть губительны как для банка, так и для его вкладчиков, на самом деле это самый здоровый способ решения проблемы; как минимум, и вкладчики, и банкиры учатся больше не заниматься подобной деятельностью. А если не учатся, то остаются с меньшим капиталом и репутацией, чтобы очередная попытка увенчалась успехом.

Альтернативный вариант, появившийся в прошлом веке, – это создание центрального банка, уполномоченного правительством, чтобы “влить ликвидность” в испытывающий трудности банк и позволить ему выполнить свои обязательства перед вкладчиками. Теперь, обладая монополией на эмиссию денег, центральный банк может эффективно монетизировать обязательства банка и перекладывать риск его необдуманных действий на всех держателей национальной валюты, а не только на вкладчиков банка. Банки с полным резервированием становятся невыгодными, так как на них ложится бремя ответственного управления рисками, что ограничивает их возможности по сравнению с аналогами, прибегающими к частичному резервированию.

Возникновение современного центрального банка невозможно понять отдельно от проблем, вызванных дробным резервированием. Как сказал Гвидо Хюльсманн,

Дробно-резервное банковское дело не является чем-то несвязанным с центральным банковским делом, фиатными бумажными деньгами и международными валютными институтами, такими как Международный валютный фонд. В конечном итоге эти учреждения представляют собой неудачные попытки решить проблемы дробного резервного банкинга путем централизации денежных резервов или отказа от погашения денежных знаков.⁷

Теневой фракционный резервный банк #

Дробное резервное банковское дело в том институциональном виде, который обсуждался в старых работах Мизеса и австрийских экономистов, больше не является такой серьезной проблемой как раньше. Как уже говорилось выше, противоречие между платежеспособностью банков и твердостью валюты было решено в пользу первого. Со временем Федеральная корпорация страхования депозитов (FDIC) и ее международные аналоги стали играть официальную роль кредитора последней инстанции. Такие законы, как закон Гласса-Стиголла, отделили банковскую деятельность от инвестиционной и наделили только первую защитой кредитора последней инстанции. Предположительно, были введены строгие критерии кредитования, чтобы предотвратить чрезмерную кредитную экспансию, а центральный банк стал основным фактором, определяющим процентные ставки. Как уже говорилось, эта сложнейшая конструкция централизованного планирования работала не слишком хорошо: валюты постоянно теряли в цене, а циклы деловой активности были постоянно повторяющимся явлением. Однако в течение многих лет бессистемные попытки крупнейших экономик обуздать дробное резервное банковское дело удавалось предотвращать крупные кризисы, ограничивая кредитную экспансию. Но эта схема менее стабильна, чем кажется, поскольку иллюзия стабильности содержит семена ее краха.

То, что банки не будут злоупотреблять непомерной привилегией государственной защиты от краха, просто немыслимо. Разумеется, в поисках прибыли они довели бы дело до предела, зная при этом, что поддерживаемый правительством кредитор последней инстанции готов взять их на поруки. Те, кто не видит этой динамики, неправильно понимают человеческую природу и то, как люди реагируют на основные стимулы. В эпоху современного банковского дела банки злоупотребляли непомерной привилегией государственной защиты несколькими способами. Чтобы понять, как это произошло, мы должны рассмотреть относительно новое и малоизвестное явление: теневую банковскую систему.

Теневая банковская система – это маленький грязный секрет, который банковский сектор использует для обхода финансового регулирования. Возможно, сектор розничных банковских услуг и выделился в строго регулируемую отрасль, чтобы предотвратить бегство банков, но они распространились на другие модели банковского дела и финансов. Теневая банковская система включает в себя финансовые фирмы, созданные для принятия финансовых рисков при меньшем количестве правил и ограничений, а также без официального кредитора последней инстанции, такого как FDIC. К ним относятся инвестиционные банки, ипотечные компании, фонды денежного рынка, рынки соглашений об обратном выкупе, коммерческие бумаги, обеспеченные активами, механизмы секьюритизации и более заумные финансовые инструменты. Тем не менее, время показало, что, когда дело дойдет до драки, Федеральная резервная система будет действовать как кредитор последней инстанции для теневой финансовой системы, причем самыми разными способами.

Во-первых, эти финансовые учреждения могут получить финансирование по более низкой процентной ставке, чем другие предприятия. Доступность низких процентных ставок привела к тому, что финансовые компании стали приобретать все большие и большие сектора экономики. Низкие процентные ставки стали причиной того, что даже нефинансовые компании включили элементы теневой банковской системы в свои бизнес-модели. Разрешая учреждениям, составляющим теневую банковскую систему, получать доступ к более низким ставкам, чем сторонние, центральные правительства неявно субсидируют их деятельность. Эта неявная субсидия сама по себе является подарком от налогоплательщиков, поскольку доступ к более низким процентным ставкам позволяет этим учреждениям относительно легко получать прибыль от арбитража процентных ставок.

Во-вторых, Центральное правительство и Федеральная резервная система США неоднократно демонстрировали, что огромные финансовые корпорации могут идти на дикие риски, избегая при этом любых негативных последствий. Политики и представители Федеральной резервной системы США дали жизнь идее “слишком большой, чтобы обанкротиться”, неоднократно спасая финансовые учреждения, выбирающие рискованный подход ведению бизнеса. Обоснование спасения всегда одно и то же: мы настолько велики, настолько переплетены в глобальной экономике, настолько системно связаны с каждой гранью финансовой жизни, что отказ налогоплательщиков платить за наши ошибки приведет к экономическому бедствию и боли не только для нас, но и для всех ответственных людей, которые не стали рисковать и не получили ни копейки от нашего безрассудства.

Еще в 2004 году Гэри Х. Стерн и Рон Дж. Фельдман в книге Too Big to Fail предупреждали о повсеместном распространении менталитета спасения в финансовой системе, утверждая, что “было сделано недостаточно, чтобы уменьшить ожидания кредиторов в отношении защиты [too-big-to-fail].”⁸ Стерн и Фельдман описали несколько эпизодов, которые в течение двух десятилетий способствовали формированию у кредиторов ожиданий спасения. Первый эпизод произошел после краха Continental Illinois National Bank and Trust Company в 1984 году, что на тот момент стало крупнейшим банковским крахом в истории США. Федеральная резервная система спасла кредиторов Continental Illinois. Вскоре после этого К. Т. Коновер, валютный контролер, заявил в Конгрессе, что политики также защитят кредиторов одиннадцати крупнейших банков страны, поскольку те были слишком системно связаны, чтобы обанкротиться.

Банкам был дан четкий сигнал, побуждающий их становиться слишком большими и слишком взаимосвязанными, чтобы потерпеть неудачу, принимая на себя чрезмерные риски. В последующие годы потерпели крах еще несколько банков и ссудо-сберегательных ассоциаций, а федеральная защита, похоже, со временем становилась все более щедрой по отношению к кредиторам и вкладчикам, выходя за рамки законных требований под предлогом защиты от системных эффектов. Стерн и Фельдман утверждали, что Закон о совершенствовании Федеральной корпорации страхования депозитов от 1991 года (FDICIA) был недостаточным для противодействия растущим ожиданиям спасения. Кроме того, увеличение числа случаев спасения стран-должников, а также вызванное правительством спасение Long-Term Capital Management (LTCM) в 1998 году – все это способствовало росту ожиданий в отношении защиты кредиторов. Со временем их предупреждения оказались верными.

Третьим, но, возможно, даже более важным, чем первые два фактора, стало растущее использование денежно-кредитной политики в качестве средства спасения обанкротившихся институтов и предотвращения созидательного разрушения. Бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен неоднократно снижал официальную ставку по федеральным фондам в ответ на падение цен на активы и проблемы с платежеспособностью крупных компаний, что получило название “гринспеновская ставка”. Это политически мотивированное манипулирование денежно-кредитной политикой позволило крупным корпорациям брать кредиты на выгодных условиях, обеспечивая себе спасение от банкроства. Федеральная резервная система снизила ставку по федеральным фондам после краха фондового рынка в 1987 году, дефолта России в 1998 году, краха LTCM в 1998 году и схлопывания пузыря доткомов в 2000 году. Снова и снова правительство использовало политически выгодные денежные спасения и денежные манипуляции, чтобы защитить хорошо связанных инсайдеров от последствий их необдуманного и безответственного поведения. Инвесторы и кредиторы нашли способ приватизировать свои доходы и одновременно социализировать свои потери. Прямые проблемы платежеспособности – рыночные убытки – теперь рассматривались как проблемы с ликвидностью, которые мог решить кредитор последней инстанции.

В-четвертых, финансовые корпорации не ограничились простым использованием существующих законов; они активно использовали огромное политическое влияние для создания благоприятных условий регулирования. Согласно данным Федеральной избирательной комиссии, проанализированным OpenSecrets.com, в 1990 году частные лица и группы, связанные с финансовым сектором, внесли более 71 миллиона долларов в предвыборную казну федеральных должностных лиц. К избирательному циклу 2020 года эта цифра выросла почти до 2 миллиардов долларов. Поведение финансового сектора, зацикленное на получении ренты, принесло отрасли множество успехов, а одной из самых больших побед стала полная отмена закона Гласса-Стиголла. После отмены закона Гласса-Стиголла в соответствии с правовым кодексом США розничные банки могли снова заняться инвестиционно-банковской деятельностью. Отмена закона не была главным виновником этого эпизода, а скорее символическим подтверждением реальности, которая стала очевидной за десятилетия существования банковской системы, контролируемой государством: гигантская теневая банковская система теперь отвечала за создание гораздо большей части долларовой денежной массы, чем правительство или формально регулируемая розничная банковская система. Способность теневой банковской системы увеличивать предложение кредитов трудно измерить или понять, поскольку ее многочисленные органы используют множество различных подходов.

Все это означает, что сегодня инфляционное создание денег и деловые циклы возникают в основном не в традиционной или розничной банковской системе, как это было в эпоху большинства австрийских экономистов. Анализ коэффициентов дробного резервирования, критериев кредитования и процентных ставок для депозитарных учреждений становится все более причудливым и неактуальным, ведь в соответствии с современными экономическими устроями, внутри традиционной розничной банковской системы создается гораздо меньше денег, чем за ее пределами. Слои и степени, в которых несоответствие сроков погашения и дробное резервирование могут существовать в теневой финансовой системе, нелегко исследовать.

Если вы думали, что дробное резервное банковское дело сложноосуществимо, то это ничто по сравнению со сложностью эквивалента дробного резервного банковского дела для всех финансовых активов и инструментов, находящихся в теневой финансовой системе. Акции, облигации, сырьевые товары и всевозможные виды долговых обязательств теперь являются частью кредитования с несовпадающими сроками погашения, что фактически означает, что требования на владение этими активами значительно превышают сами активы. Финансовый кризис 2008 года был всего лишь крахом этой теневой банковской системы с дробным резервированием, спровоцированным острым кризисом на рынке жилья и ипотеки. Оказывая прямую помощь большинству финансовых учреждений и позволяя им брать кредиты по более низким ставкам, центральные банки играли роль кредиторов последней инстанции, позволяя этим банкам получать прибыль от несовпадения сроков кредитования на финансовых рынках.